• Что можно приготовить из кальмаров: быстро и вкусно

    И т.д. Одним словом, всему тому, что может пригодиться человеку в его повседневной жизни, если посмотреть на это именно с прагматической точки зрения. Но, согласитесь, интеллектуальное и физическое развитие – это не всё, что составляет жизнь человека, ведь, помимо этого, он должен развиваться и духовно – обогащать свой внутренний мир, возможно, искать , находить пути к познанию чего-то высшего.

    И, довольно существенно отходя от привычной для нашего ресурса тематики, мы хотим рассказать вам об очень необычном учении, которое является одним из духовных путей пробуждения человеческого сознания под названием «Четвёртый путь». Мы искренне верим, что материал и такой направленности найдёт среди нашей глубокоуважаемой аудитории своего читателя.

    И, естественно, рассказ о «Четвёртом пути» нельзя начать ни с чего другого, как с небольшого представления для вас личности этого поистине необычного и замечательного человека – Георгия Гурджиева. Но сразу скажем, что мы не станем вникать во все детали его биографии, а укажем лишь основные её моменты.

    Кто такой Георгий Иванович Гурджиев?

    Георгия Ивановича Гурджиева можно назвать одним из самых необычных, удивительных и таинственных людей XX столетия. Этот человек был , композитором, эзотериком, философом-мистиком, гипнотизёром, магом, духовным наставником, учителем танцев и основоположником «Четвёртого пути». Ещё при жизни личность этого человека, как и его жизненный путь и деятельность, были покрыты туманом загадок, тайн и легенд.

    Гурджиев родился в Российской империи, во втором по величине городе Армении – Александрополе (ныне город Гюмри), который находится неподалёку от границы с Турцией. Его отец был греком, а мать – армянкой. И первые загадки начинаются именно здесь: по одним данным, Гурджиев родился 14 января 1866 года, по другим – 14 января 1874 года, по третьим – 13 января 1877 года, а по четвёртым – 28 декабря 1872 года.

    Отец Георгия Гурджиева – Иван Иванович Гурджиев серьезно интересовался религиозными вопросами, и был в тесных дружеских отношениях с епархиальным епископом и настоятелем одного из христианских храмов Александрополя – Боршем. Именно Борш стал духовным отцом Георгия Гурджиева, и начал заниматься его образованием, решив обучить его на священника, а также на врача, т.к., по мнению Борша, это были две части единого целого.

    Но, достигнув юношеского возраста, Гурджиев по какой-то причине резко оставил обучение и основал «Общество искателей истины», а также стал его главой. Впоследствии, практически все свои юношеские годы он провёл в странствиях по странам Африки и Азии, среди которых были Туркестан, Турция, Афганистан, Египет, Греция и другие. Все его путешествия, которые нередко сопровождались археологическими раскопками, были посвящены поискам самой древней мировой религии.

    Согласно одной из версий его биографии, Гурджиев около десяти лет провёл в Тибете, будучи русским секретным агентом и советником далай-ламы, однако подтвердить это не представляется возможным. Но, как бы то ни было, накопив определённый багаж знаний и получив определённый опыт, Гурджиев приехал в Москву и открыл свою собственную школу под названием «Четвёртый путь», где начал обучать своей системе заинтересованных людей. Аналогичная школа была открыта также и в Петербурге.

    После революции в России, учитель с небольшим количеством учеников отправляется сначала в Грузию, потом в Турцию, затем в Германию и Великобританию с целью основать «Институт гармонического развития человека», но по ряду всевозможных причин сделать это ни в одной из этих стран у него не получилось. В конце концов «Институт гармонического развития человека» был основан во Франции, под Парижем, в поместье Приэре. И в немалой степени этому способствовал один из ближайших соратников Гурджиева – Пётр Демьянович Успенский – русский теософ, эзотерик и философ, написавший такие книги как «Четвёртое измерение», «В поисках чудесного», «Четвёртый путь» и многие другие. Этот человек способствовал распространению учения Гурджиева на Западе, а также оказал ему поддержку в покупке замка в Приэре, где и был основан «Институт».

    Вся жизнь Гуржиева была наполнена массой интереснейших и необычных событий. Но на этом мы подведём к концу повествование о его жизни, т.к. на эту тему можно написать несколько объёмных книг, и в рамках одной статьи вдаваться в подробности жизненного пути этого человека будет нецелесообразно, и приступим к изложению основных идей его учения – «Четвёртого пути».

    «Четвёртый путь» Георгия Гурджиева

    «Четвёртый путь» представляет собой уникальную практику внутреннего развития, включающую в себя всё то, чего достиг Георгий Гурджиев в своих духовных исканиях и знакомствах с эзотерическими учениями во время путешествий. «Четвёртый путь» включает в себя элементы восточного христианства, буддизма, суфизма, отрывки древнейших знаний, а также танцевальную и музыкальную составляющие.

    Человек – машина

    Основой гурджиевской системы является понятие о том, что человек представляет собой механическую машину, шаблонно отвечающую на любое внешнее воздействие. Осознание человеком данной идеи и есть тот фундамент, на котором должна основываться работа человека над собой.

    Всё, что делает человек в своей повседневной жизни, все его поступки, дела, мнения, убеждения, взгляды, мысли, чувства, слова, и прочее – всё это представляет собой результат внешнего воздействия и полученных извне впечатлений. Человек не способен произвести или сделать ничего, что шло бы из его нутра. Всё, что составляет жизнь человека, просто происходит с ним, случается автоматически.

    Определить это для себя, понять, осознать и убедиться в этом есть избавление от иллюзии о человеке, и о том, что он способен самостоятельно оказывать воздействие на свою жизнь, организовывать её и т.д. В действительности, ничего этого не существует – всё это просто происходит, вплоть до глобальных явлений, таких как войны, революции, забастовки, смены президентов и т.п. И происходит всё это таким же точно образом, как происходят в жизни людей такие события и процессы, как рождение, творчество, деятельность, смерть. Даже желания, любовь и ненависть – это то, что случается с людьми.

    Однако никто и никогда не поверит нашим словам, если мы скажем кому-то, что он не в состоянии что-либо изменить. Это станет для человека одним из самых и неприятных оскорблений. И станет это таковым по той простой причине, что является истиной, а знать истину не хочет никто. Но основная проблема заключается в том, что это нужно не просто понимать интеллектуально, а осознавать всем своим человеческим существом.

    «Делание»

    Ещё одним очень важным моментом «Четвёртого пути» является вопрос так называемого «делания».

    Люди всегда думают, что кто-то другой делает что-то неправильно, делает вещи не так, как их нужно делать. Любой уверен в том, что мог бы сделать этого гораздо лучше. И люди не понимают, и даже не стремятся понять, что всё, что вообще делается, и тем более то, что уже сделано, никак нельзя сделать, и никак нельзя было бы сделать как-то иначе. Если бы люди не были такими, какие они есть, то и весь мир был бы не таким, каким он является. Поэтому, всё всегда остаётся на своих местах.

    Эволюция человека

    Процесс человеческой эволюции может пониматься как процесс развития в его существе тех сил и тех возможностей, которые ни в коем случае не могут быть развиты самостоятельно, механистично. Именно осознанное, целенаправленное развитие человека есть показатель того, что человек растёт, и эволюционирует.

    Само же человечество стоит на месте, т.е. нет никакого прогресса и эволюции. То, что все считают движением вперёд, является только частичным видоизменением, уравновешивающимся аналогичным видоизменением иной направленности.

    Заводя разговор об эволюции, требуется изначально осознать, что механической эволюции быть не может. Человеческая эволюция – это эволюция сознания, но это самое сознание может прогрессировать только сознательно. Человеческая эволюция – это также развитие его способности к «деланию», и как раз это «делание» никогда не станет результатом того, что просто случается с человеком.

    Развитие человеческого сознания

    Согласно системе Гурджиева «Четвёртый путь», все известные способы развития сознания человека подразделяются на три категории, которыми являются:

    • Путь факира
    • Путь монаха
    • Путь йогина

    И именно здесь начинается разговор о Четвёртом пути, способном интегрировать и трансформировать все функции человека. В Четвёртом пути не подразумевается никакого аскетизма, уединения в глуши, оставления всего «мирского». Но к этому Пути человек должен быть подготовлен, а эту подготовку можно получить лишь в обычной повседневной жизни, к тому же, она должна быть максимально серьёзной и включать в себя все возможные аспекты человеческого бытия.

    Основное отличие Четвёртого пути от любого другого заключается в понимании, т.е. человек должен отказаться делать что-либо, чего он не понимает. И чем глубже понимание человеком того, что он делает, тем результативнее будут все его усилия. Это является главенствующим принципом Четвёртого пути.

    Результаты выполняемой человеком работы зависят от того, насколько сознательно он её выполняет. Интересно и то, что для Четвёртого пути не требуется наличия какой-либо веры, т.к. она противопоставляется ему. Помимо прочего, работа человека на Четвёртом пути может быть индивидуализирована, проще говоря: любой может делать то, что ему нужно, и не делать того, что является бесполезным.

    Именно по причине всего вышесказанного, Четвёртый путь часто именуется Путём хитреца, ведь хитрец знает тот секрет, который неизвестен йогину, факиру или монаху.

    • Состояние сна
    • Состояние бодрствования
    • Состояние самовспоминания
    • Состояние Объективного Сознания

    По мнению Гурджиева, человек-механизм всегда находится в забытьи, которым и является состояние сна или повседневного бодрствования, по причине чего не способен достичь состояния самовспоминания, ведь чтобы достичь его, требуется очень серьёзная и кропотливая работа над собой. Но именно в состоянии самовспоминания человек обнаруживает своё внутреннее Я и постигает способность к «деланию».

    И немного о практике

    Методы, при помощи которых человек может достичь третьего и четвёртого состояний сознания, предполагают от практикующих выполнение напряжённой работы в различных условиях и обстоятельствах, которые могут вызвать всевозможные «трения» как на индивидуальном – личностном уровне, так и на коллективном.

    Те условия, в которых работали и работают сегодня ученики Гурджиева, всегда напоминали и напоминают человеку о том, что он является машиной. Но именно эти условия способны освободить его сознание от всего того, что было накоплено им в прошлом.

    Многочисленные упражнения Гурджиева основываются на усилиях, которые необходимо приложить человеку, чтобы . Наставник говорил о том, что если в жизни человека нет внутренней борьбы, если всё, что с ним происходит, принимается им без всякого сопротивления, если он находится во власти «ветра», который швыряет его то туда, то сюда, то этот человек никогда не изменится.

    Отсюда и выходит, что Четвёртый путь – это тяжёлый Путь и серьёзных усилий. Но этот Путь направлен на осознание человеком своей механистичности, благодаря чему он сможет придти к раскрытию истинного потенциала своего существа и достичь трансформации своего сознания. Всегда и везде нужно помнить себя. Всегда и везде нужно помнить, что та энергия, которая затрачивается на сознательный труд, является инвестицией в своё развитие, а энергия, которая растрачивается на механические действия, теряется человеком навсегда.

    Заключение

    После того как Георгий Иванович Гурджиев умер 29 октября 1949 года во французской коммуне Нёйи-сюр-Сен во Франции, практику «Четвёртого пути» продолжили его ученики. В странах Европы и в США начали создаваться активные рабочие группы. И сегодня культурные центры «Четвёртого пути» есть во Франции, Великобритании, США, Канаде, Мексике, ЮАР, Бразилии, Индии, Австралии и России.

    И напоследок приводим одну из цитат Георгия Гурджиева, в которой заложен огромный смысл:

    «Душа – это роскошь. Никто ещё не родился с полностью развитой душой»

    , учитель

    Гео́ргий Ива́нович Гурджи́ев (неверно Гюрджиев ; 31 марта , в других источниках 1874 , 13 января или 28 декабря (по словам самого Гурджиева, он родился 31 декабря - 1 января), Александрополь, ныне Гюмри , Армения - 29 октября , Нёйи-сюр-Сен , Франция) - российский (греко-армянских корней) мистик , духовный учитель, писатель, композитор , путешественник и вынужденный эмигрант , чья деятельность была посвящена саморазвитию человека, росту его сознания и бытия в повседневной жизни, и чьё учение среди последователей получило название «Четвёртого пути».

    Гурджиев был послушником Сармунского братства (1899-1900 и 1906-1907); и основателем «Института гармонического развития человека» (1917-1925).

    В книге «Жизнь реальна только тогда, когда Я есть» он писал: «Мобилизовать все способности и возможности всего моего существа, как приобретенные мной самим, так и наследственные, и до момента прихода следующего нового года, а это момент моего появления на Земле Бога , открыть какое-либо возможное средство к удовлетворительному выходу из этой ситуации».

    Биография

    Московский период

    В 1912-1913 годах Гурджиев приехал в Москву , где собрал вокруг себя небольшую группу учеников. Весной 1915 года он встретился с П. Д. Успенским , философом и журналистом, известным автором ряда работ по философии и тоже путешественником. К тому времени Успенский, математик по образованию, уже опубликовал книгу «Четвёртое измерение» (СПб., 1909) и предпринял длительное путешествие в Индию и на Цейлон , в надежде найти на Востоке ответы на вопросы, на которые у западной науки не было решений. Вернувшись домой с убеждением, что его поиски не были напрасными, и что на Востоке были искомые решения, но спрятанные глубже, чем он ожидал, Успенский готовился к новой поездке, уже в русскую часть центральной Азии и в Персию , когда ему сообщили об удивительной личности Гурджиева. Их первая встреча изменила планы Успенского: ни один из заданных им вопросов не смутил Гурджиева. Уверившись, что последний может дать ему ответы, которые он напрасно искал на Востоке, Успенский стал учеником Гурджиева и оставался им на протяжении семи лет.

    Знакомые Успенского, представители творческой интеллигенции, заинтересовались Гурджиевым, и небольшая группа была создана также и в Санкт-Петербурге . Успенский адаптировал идеи Гурджиева к европейскому менталитету, переведя их на язык, понятный западной психологической культуре.

    Кавказский период

    В Тифлисе к Гурджиеву присоединился театральный художник и декоратор Александр де Зальцманн (Alexandre de Salzmann ; 1874-1934), этнический немец из Грузии. Его жена - француженка Жанна де Зальцманн (Jeanne de Salzmann ), 1889-1990) - будет впоследствии во многом способствовать распространению учения Гурджиева во Франции и приводить к нему учеников уже после закрытия Института в Приёрэ.

    В эмиграции

    Институт гармонического развития человека

    Гурджиев несколько раз пытался основать «Институт гармонического развития человека» - сначала в 1919 в Тифлисе (Тбилиси), затем в 1920 в Константинополе (Стамбул). В 1921 году Гурджиеву пришлось уехать в Германию , а затем, вслед за Успенским , он попробовал перебраться в Великобританию , однако власти не разрешили въезд в страну его приверженцам. Гурджиева на тот момент сопровождала группа мужчин и женщин, знавших его ещё с Москвы и Петербурга, и во время революции последовавшая за ним на Кавказ, затем - из-за разразившейся гражданской войны - в Константинополь и дальше на запад, в Европу. Гурджиев самоотверженно тратил собственные средства на закупку питания для всей группы и заботился об их быте.

    Среди французских учеников выделяются поэт и прозаик Рене Домаль (1908-1944) и писатель Люк Дитриш (Luc Dietrich ; 1913-1944) - искатели метафизических знаний. Домаль был учеником Гурджиева на протяжении десяти лет; его философский роман «Гора Аналог », посвящённый познакомившему его с Гурджиевым Александру де Зальцманн, является поэтическим выражением на бумаге внутренних переживаний Домаля и его товарищей по Институту.

    Среди воскресных посетителей в Приёрэ был университетский интеллигент Дёни Сора (Denis Saurat ; 1890-1958), на тот момент директор , приезжавший к своему другу А. Р. Оражу; беседа с Гурджиевым оказала на него сильнейшее впечатление .

    Гурджиев говорил, что главная идея учителя - разбудить спящую мысль и ощущение истинной реальности в человеке. Опасаясь, что последователи быстро утонут в абстракциях вместо реальных практик, он решил сделать ставку на искусство (сакральные танцы) и практическую работу в группах, где единомышленники могли помогать друг другу осознать себя. Краткий материал отрывков его лекций своим «студентам» свидетельствует о простоте его языка, тяготеющего скорей к Ходже Насредину или Эзопу . Наиболее чёткое изложение некоторых гурджиевских идей можно найти в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного», где автор систематизирует его основные концепции. Сам Гурджиев избрал для изложения своих идей совершенно другой стиль - стиль легомонизма (англ. legomonism ), дабы читатель постигал писания не просто логикой, как у Успенского, а интуицией .

    Единственным публичным выступлением Гурджиева и его учеников того момента был показ священных танцев и движений в парижском Театре Елисейских Полей в октябре 1923 года. Театральный спектакль анонсировался как танцы дервишей и священных церемоний, а также как обучающий метод. Публика требовала ключи к пониманию языка танцев.

    При этом он не прекращал музицирование, почти ежедневно импровизируя на переносной гармонике гимны, молитвы или просто мелодии курдов, армян и афганцев. Совместно с его учеником, композитором Томасом де Гартманом в этот период написал 150 коротких музыкальных произведений для фортепиано , часто основанных на армянском и тюркском фольклоре, а также музыку для «сакральных танцев».

    Завершив «Всё и вся» и окончательно закрыв институт в Приёрэ, Гурджиев переехал жить в Париж, продолжая время от времени посещать США, где после его предыдущих приездов Альфред Ораж (бывший владелец английского журнала «Нью Эйдж»), вёл группы его учеников в Нью-Йорке и Чикаго . В Париже Гурджиев продолжил работу с французскими учениками, организовывая встречи в городских кафе или у себя дома. Его деятельность сократилась, но не прекращалась даже во время Второй мировой войны, - период, который он провёл безвыездно в Париже .

    Послевоенный период

    Наиболее крупным музыкальным сочинением Гурджиева и Гартмана стал балет «Борьба магов». Сюжет балета : Белый Маг учит своих учеников свободе; Чёрный Маг подавляет их волю, используя в корыстных интересах, он вселяет в них страх. Если результатом деятельности первого становится возвышение духа ; то результатом обучения у второго - деградация личности.

    В 1929 году Гартман прекратил сотрудничество с Гурджиевым. Впоследствии он вспоминал:

    «Думаю, чтобы помучить меня, он начинал повторять мелодию прежде, чем я заканчивал запись - обычно с едва различимыми изменениями, добавляя украшения , которые доводили меня до отчаяния».

    Томас де Гартман. Наша жизнь с Гурджиевым.

    Наследие

    Идейное наследие

    После смерти Гурджиева его ученица Жанна де Зальцманн (Jeanne de Salzmann ) объединила учеников различных групп, что положило начало сообщества, известного как Фонд Гурджиева (Gurdjieff Foundation - название в США, в Европе то же сообщество известно как Gurdjieff Society, «Гурджиевское общество»). Также активным распространением идей Гурджиева после его смерти занимались британский математик Джон Г. Беннетт (1897/1974), британский психиатр Морис Николл (Maurice Nicoll ; 1884-1953), английский писатель Родни Коллин (1909-1956) и лорд Пэнтланд (1907-1984) . Книги журналиста и исследователя спиритуализма Петра Успенского (1878-1947) также способствуют распространению основ гурджиевского учения.

    Уже после смерти Гурджиева у его учеников обучались известные музыканты Кит Джарретт и Роберт Фрипп . В настоящее время гурджиевские группы существуют во многих городах мира. Книги Гурджиева издаются на Западе и в России большими тиражами, и его идеи находят отклик в сердцах читателей.

    Наследие в музыке

    В 1949 году, после смерти Гурджиева, Гартман отредактировал сочинения, созданные в соавторстве с ним. После длительного перерыва музыка Гурджиева и Гартмана была исполнена публично в 1980 году джазовым пианистом, импровизатором и композитором Китом Джарреттом , позже он записал диск «G.I. Gurdjieff Sacred Hymns» . В России крупный музыкальный цикл фортепианных сочинений Гурджиева и Гартмана «Искатели истины (Путешествие в недоступные места)» впервые исполнил в январе 2016 года пианист Алексей Любимов .

    Особого упоминания заслуживает запись отдельных пьес Гурджиева, осуществлённая в 2011 году «Ансамблем народных инструментов имени Гурджиева» под управлением Левона Искеняна , выступившего также и автором оригинальной аранжировки . По мнению Соломона Волкова , Искеняну удалось вернуть произведениям «этнографическое звучание», которое «имел в виду Гурджиев, когда эти опусы сочинял», и которое было затушёвано в фортепианном переложении Гартмана .

    Фильмография

    • «Встречи с замечательными людьми » (Meetings with Remarkable Men (film) ; 1979) - фильм режиссёра Питера Брука ; экранизация одноимённой книги Г. Гурджиева.

    Четвёртый путь — это практика внутреннего развития , созданная Г.И.Гурджиевым . Данное направление саморазвития включает в себя результаты духовного поиска Гурджиева, его ознакомления с различными эзотерическими практиками , которые он познал, путешествуя по Азии и Африке. Основная заслуга Гурджиева заключается в том, что он сделал доступными для европейской цивилизации древнейшие знания Востока.

    Георгий Иванович Гурджиев родился 9 января 1872 года на юге Российской империи в городе Александрополе. В историю он вошел как философ, мистик, композитор и путешественник. В своих экспедициях, совместно с членами основанного им общества "Искатели истины", Георгий Иванович изучал духовные традиции различных культур. Итогом этих изысканий стало создание практики "Четвертый путь", в которой нашли отражение суфизм, буддизм, восточное христианство , а также фольклор — танцы и музыка.

    В 1915 году состоялась судьбоносная встреча Гурджиева с философом П.Д.Успенским . Заслуга Успенского в том, что он адаптировал учение Гурджиева к европейскому менталитету , перевел его на язык, понятный западной психологической культуре.

    После смерти Гурджиева в 1949 году практика Четвёртого пути была продолжена его учениками. В Америке и Европе активно основывались рабочие группы, состоящие из приверженцев учения. В настоящее время в мире действуют несколько крупных центров Четвёртого пути, в том числе и в России.

    В чем же суть Четвёртого пути ? Успенский говорил, что это эзотерическая школа , которая отвечает на вопрос как должно быть сделано то, что согласно религиям должно быть сделано. Цель работы — трансформация человеческого сознания , достижение гармонии и освобождения, состояния просветления. В отличие от других традиционных путей самопознания — путь факира, монаха, йога — учение Гурджиева не требует, чтобы человек удалился от мира. Наоборот, вся внутренняя работа должна идти в постоянном взаимодействии с другими людьми, животными, имуществом, идеями.

    Практика Четвёртого пути включает широкую гамму техник , в том числе знаменитую практику Движений Гурджиева (сакральные танцы). Но основой является "самовоспоминание ", ставящее цель добиться осознанности, вырваться из пут автоматизма.

    Одним из главных постулатов Четвертого пути является утверждение, что современный человек подобен роботу . Он практически всю жизнь действует неосознанно, автоматически, посредством рефлексов. Если его оскорбить — он обижается, если похвалить — радуется. Такая жизнь подобна сну . Человек неспособен увидеть объективное положение дел, он пребывает во власти эгоизма и страстей — страх, возбуждение, гнев, погоня за удовольствиями. Эти страсти приводят к страданию. Один из учеников Гурджиева дает такое пояснение: "Мы заключены в тюрьму нашего ума, и сколь бы мы ни расширяли и ни приукрашивали ее, мы все равно остаемся взаперти в стенах. Если мы хотим когда-нибудь прокинуть эти стены, то первым шагом должно быть наше понимание той ситуации, в которой мы находимся, и видение при этом того, каковы мы есть на самом деле, а не каковыми бы мы хотели быть. Это может быть достигнуто путем поддерживания в себе состояния пассивного осознания…".

    Путь к свободе лежит через постоянное умышленное разделение внимания , чтобы часть его была направлена обратно на самого себя. Как говорится "один глаз смотрит наружу, другой — внутрь ". Постепенно это входит в привычку и среди множества непостоянных метущихся человеческих "Я" возникает "Я наблюдающее " или "Свидетель". Сначала эта практика дается очень тяжело — начинающий то и дело забывает о своем намерении к самонаблюдению, попадает под влияние доминирующего в настоящий момент "Я". Но со временем человек начинает видеть всю глубину своего автоматизма и это дает ему намерение изменить данную ситуацию. Успенский пишет об этом опыте: "наблюдать за собой очень внимательно, и вы тогда увидите, что это не вы , не ваше Я , а некое " оно " говорит внутри вас; движется и чувствует, смеется и плачет внутри вас; подобно тому, как идет дождь, потом проясняется, а после снова идет дождь. Все происходит в вас, а ваша главная задача — следить и наблюдать за происходящим .". Ещё одно упражнение, которое позволяет добиться состояния осознанности (самовоспоминание) — это сосредоточение на каком-нибудь одном аспекте поведения в течение всего дня, к примеру — движение рук, мимика. Человек должен максимально продолжительное время пребывать в таком состоянии, выполняя свои повседневные дела, общаясь с людьми и т.д.

    Итогом подобных практик становится достижение состояния "здесь и сейчас ", а также объективность восприятия окружающего мира и себя. Объективное сознание — это кульминация самовоспоминания. У человека замолкает внутренний диалог, происходит трансформация сознания.

    Гурджиев неоднократно подчёркивал, что самостоятельно человек не может развиваться по системе Четвёртого пути. Чтобы выйти к свету нужен учитель , который со стороны должен направлять ученика, ведь сам человек пока еще слеп. "Вы не осознаёте своей собственной ситуации. Вы находитесь в тюрьме. Все, чего вы можете желать, если вы разумный человек, это сбежать. Но как? Никто не может сбежать из тюрьмы без помощи тех, кто сбежал до них. Необходима организация ". Второй фактор — это групповая работа. "Человек один ничего не может ". Группа, в которой идёт совместная работа (этим термином обозначается практика Четвёртого пути), может существовать в виде общины, в виде периодически встречающихся на совместных собраниях людей, и даже просто — в виде семьи.

    Необходимо отдельно остановиться на практике Гурджиевских движений , как составной части Четвертого пути. Если теория учения Гурджиева сложна для понимания и разнопланова, то практика — доступна каждому ищущему истины. Так и Движения — внешне они похожи на танцы . В них нет трудных элементов — даже неподготовленный человек может их легко воспроизвести, но все дело в координации и осознанности. Ученик, разучивая танец, за короткий отрезок времени (например, сорок минут), проходит путь от полного непонимания последовательности движений и внутреннего хаоса к осознанию гармонии движения и восприятию себя в нем. Танец включает не только физические движения, но работу интеллектуального и духовного центров человека. Только достигнув определенного состояния сосредоточения и гармонии, возможно точно воспроизвести последовательность движений. При этом человек оказывается полностью поглощенным процессом, осознавая себя здесь и сейчас, максимально полно проживая каждое мгновение. Но танец — это средство, а не цель. Познав это состояние в практике движений, ученику легче вернуться к нему в обычной жизни, среди повседневной рутины.

    Четвёртый путь, или "путь хитрого человека ", как его называл Гурджиев, ценен именно тем, что дает возможность развиваться современным людям , сохраняя внешний распорядок жизни, не теряя социализацию. Сторонники Четвёртого пути неоднократно подчёркивают, что эта практика для сильных и самостоятельных людей. Человек, который не смог утвердиться в жизни, например, обеспечить себя материально, не готов пока идти по Четвертому пути.

    В конце хочется привести слова Гурджиева, которые могут помочь всем искателям истины "Я прошу вас не верить ничему, чего вы не можете проверить для самих себя ".

    Подготавливая эту статью, я прочел несколько книг мистика и психолога Георгия Гурджиева и его ученика Петра Успенского:

    Георгий Гурджиев. "Беседы с учениками", "Взгляды из реального мира";

    Петр Успенский. "Психология возможной эволюции человека", "В поисках чудесного Фрагменты неизвестного учения".

    За основу я взял последнее из этих произведений.

    Я почти полностью убрал в исходных текстах разные мистические моменты. Остальное – это в основном разного рода психологические фрагменты, частично известные мне по другим источникам или из собственного опыта . Например, очень много говорится о том, что человек – это машина, с которой что-то происходит, и требуется изрядное усилие, чтобы понять, что конкретно имеется в виду. Поэтому для облегчения этого понимания я предлагаю сначала ознакомиться с фрагментом на эту же тему "МЫ – АВТОМАТЫ?" из книги Владимира Леви "ИСКУССТВО БЫТЬ СОБОЙ":

    "Можно сказать, что мы живем насильственной жизнью: так мало зависит от нашей воли то главное, что поддерживает наше существование.

    Нас заставляет жить и дает возможность сознавать свою жизнь биохимическая машина организма: все эти триллионы клеток, составляющие наше тело, что-то усваивают и выделяют, расщепляют и синтезируют абсолютно без нашего ведома и непрестанно ставят нас перед свершившимся фактом, который и есть мы. Не спрашивая наших пожеланий, работают почки, печень и селезенка, молчаливо обновляет кровь костный мозг, сосредоточенно бьется сердце... Каждый волосок живет своей жизнью... Не наша воля запускает в ход этот агрегат и не наша, за немногими исключениями, останавливает.

    Но этого мало. В самом сознании – масса от него не зависящего. Со-знание... Это несметное множество межлюдских шаблонов, которые, впечатываясь в мозг, производят чувства и побуждения, мысли и суждения, решения и поступки – а мы их считаем своими. Существует ли что-либо свое, кроме новых сочетаний из уже имеющегося и усвоенного?

    Но автомат, осознавший свою автоматичность, перестает быть просто автоматом. Когда он проникает в суть и связь вещей, когда ясно видит причинно-следственные цепочки, появляется возможность рассчитывать. Дальнейшее – только за правильным сочетанием действий, и вот уже можно творить".

    Второй не простой, на мой взгляд, предмет изложения представлений Гурджиева – это утверждения о множественности нашего "я", о том, что единство "я" лишь кажущееся, а на самом деле в нас живут сотни или тысячи разных "я". Насчет сотен и тысяч это, пожалуй, Гурджиеву лучше знать, но по своему опыту скажу, что десятка полтора таких "я" действительно можно насчитать. И ведут они себя весьма схожим образом, как ведут себя люди в коллективе. В какой-то мере это не новость для того, кто склонен анализировать свои действия и чувства. Но по-настоящему это можно заметить только отвлекшись от обычного течения своей жизни и понаблюдав себя со стороны. Для этого нужна практика изменения своего внутреннего поведения , в результате которой приобретается новый опыт, без которого в этом сообщении вы можете не найти ничего, кроме кучи каких-то слов. Эту истину хорошо передает восточная мудрость: "Человек, съевший горчичное зернышко, знает о вкусе горчицы больше, чем тот, кто видел слона, нагруженного горчичным зерном". Кстати, именно так, на мой взгляд, надо понимать один из главных и трудно усваиваемых учениками Гурджиева тезисов о необходимости синхронного развития линии знания и линии бытия. Настоящее знание возможно только при его опоре на конкретный опыт измененного бытия.

    Основной момент – это цель пути. Гурджиев, похоже, ставил целью совершенствование человека, но Успенский, судя по названию его книги, ставил целью поиск чудесного. Возможно, по этой причине Успенский отошел от Гурджиева после четырех лет ученичества. Гурджиев, по свидетельству Успенского, действительно мог творить так называемые "чудеса", но были ли они проявлением его собственных свойств или результатом привлечения каких-то сторонних сил – не известно.

    Гурджиев говорит о четырех путях обретения необычных свойств: путь факира, путь монаха, путь йогина и четвертый путь.

    Путь факира – это путь самоистязания, борьбы с физическим телом. Человек, в большинстве случаев, становится факиром не потому, что понимает возможности и результаты этого пути; он становится факиром из-за религиозного чувства

    Путь монаха – это путь веры, путь религиозного чувства, религиозной жертвы.

    Третий путь - это путь йогина, путь знания, путь ума. Он должен добиться власти над телом и над, эмоциями.

    Но все эти пути - путь факира, путь монаха и путь йогина - имеют одну общую черту. Все они начинают с самой трудной вещи, с полного изменения жизни, с отречения от мирского.

    Четвертый путь не требует уединения в пустыне, не требует от человека, чтобы тот оставил все, чем жил раньше, отказался от всего.

    Но и четвертый путь тоже требует жертв:

    "Чем более мы видели и уясняли сложность и разнообразие методов работы над собой, тем яснее становились трудности пути. Каждый новый шаг требовал усилий. Возможность чего-то достичь казалась столь незначительной по сравнению с трудностями, что многие из нас вообще утратили желание совершать какие бы то ни было усилия.

    Это был неизбежный этап, через который проходит каждый человек, пока не научится понимать, что бесполезно думать о возможности или невозможности великих достижений в будущем, что человеку надо ценить то, что он имеет сегодня, не думая о завтрашних приобретениях".

    "Когда человек придет к заключению, что он не может и не хочет жить так, как он жил до сих пор, когда он по-настоящему увидит все то, из чего состоит его жизнь, когда он решит работать, он должен быть правдивым по отношению к себе, чтобы не попасть в еще худшее положение. Человек никогда не сможет отказаться от всего, да от него этого и не потребуют. Но ему надо точно определить, чем он намерен пожертвовать, и впоследствии не торговаться".

    Гурджиев это проиллюстрировал армянской сказкой о волке и овцах:

    "Жил как-то волк; он растерзал множество овец и поверг в смятение и слезы многих людей. Наконец, не знаю почему, он почувствовал вдруг угрызения совести и стал раскаиваться в своей жизни; он решил измениться и более не убивать овец.

    Чтобы все было серьезным, он отправился к священнику и попросил его отслужить благодарственный молебен.

    Священник начал службу, а волк стоял и плакал в церкви. Служба была длинная. Волку случилось зарезать немало овец и у священника; поэтому священник со всей серьезностью молился о том, чтобы волк изменился. Но вдруг волк выглянул в окошко и увидел, что овец гонят домой. Он начал переминаться с ноги на ногу; а священник все молится, и молитве не видно конца.

    Наконец волк не выдержал и зарычал:

    Кончай, поп! А то всех овец домой загонят и оставят меня без ужина!

    Эта сказка очень хороша, потому что великолепно описывает человека. Он готов пожертвовать всем; но вскоре выясняется, что сегодняшний обед – это совсем другое дело. Человек всегда желает начинать с чего-то большого. Но это невозможно: выбирать не из чего; мы должны начинать с вещей и дел сегодняшнего дня."

    Итак, нужен ли вам, читателям, этот четвертый путь взамен обычно безалаберной жизни – это еще не факт. Достигнете ли на этом пути каких-то ожидаемых вами результатов – тоже не факт. Но какой-то новый опыт вы получите несомненно, если измените свое поведение и реально будете следовать выбранному пути.

    Я возвратился в Россию в ноябре 1914 года после довольно длительного путешествия по Египту, Цейлону и Индии. Среди людей, которых я встретил на моих чтениях в Москве, оказалось двое, музыкант и скульптор, которые вскоре сообщили мне, что в Москве есть группа, где занимаются различными "оккультными" исследованиями и экспериментами под руководством некоего Гурджиева, кавказского грека.

    Первая встреча с Гурджиевым совершенно перевернула мое мнение о нем и о том, чего я мог бы от него ожидать. Не помню, как началась наша беседа; вероятно, мы заговорили об Индии, эзотеризме и школах йоги.

    Меня очень интересует, - спросил я. - Есть вещества, которые йогины применяют для того, чтобы вызвать особые состояния сознания, которые делают "магию" возможной?

    Да, - сказал Гурджиев, - во многих случаях эти вещества используют для самоизучения, для того, чтобы заглянуть вперед, чтобы лучше узнать свои возможности, узнать предварительно, "заранее", чего им удастся достичь в будущем, после продолжительной работы. Когда человек видит и убеждается в том, что усвоенное им теоретически существует и в действительности, тогда он работает сознательно; он знает, куда идет. Иногда это самый легкий способ убедиться в реальном существовании тех возможностей, которые человек лишь подозревает в себе.

    Назавтра я сидел в том самом кафе, где впервые встретил Гурджиева.

    Я хочу, чтобы вы поняли, - сказал Гурджиев. Посмотрите, все эти люди, которых вы видите, - и он указал на улицу. - Все это просто машины и ничего более.

    Пусть так, но может ли человек перестать быть машиной? - задал я вопрос.

    А! В этом-то и дело, - ответил Гурджиев. - Если бы вы почаще задавали такие вопросы, мы, возможно, достигли бы в наших беседах какого-то результата. Можно перестать быть машиной, но для этого необходимо прежде всего знать машину. Машина, настоящая машина, не знает и не может знать себя. А машина, которая знает себя, уже не машина; по крайней мере, не та машина, какой она была раньше. Она начинает проявлять ответственность за свои действия.

    Во время одной из наших бесед я спросил Гурджиева:

    Как, по вашему мнению, лучше всего подготовиться к изучению вашего метода? Полезно ли, например, изучать так называемую "оккультную" и "мистическую" литературу?

    Говоря это, я имел в виду прежде всего "Таро" и литературу о нем.

    Да, - сказал Гурджиев, - при помощи чтения можно найти многое. Возьмите, например, себя. Вы уже могли бы знать порядочно, если бы умели читать. Я хочу сказать, что если бы вы поняли все, что прочли за свою жизнь, вы бы уже знали то, чего сейчас ищете. Если бы вы понимали все, что написали в своей книге... я пришел бы к вам с поклоном и просил бы учить меня. Но вы не понимаете ни того, что читаете, ни того, что пишете. Вы даже не понимаете, что значит слово "понимать". Беда в том, что ни один человек ничего не знает хорошо. Все, что он знает, он знает кое-как, поверхностно.

    Я спросил Гурджиева, что нужно делать, чтобы усвоить его учение.

    Что делать? - спросил Гурджиев, как бы удивившись. Человек - это машина. Все его дела, поступки, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки суть результаты внешних влияний, внешних впечатлений. Из себя самого человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия. Все, что он говорит, делает, думает, чувствует, все это случается. Человек не может что-то открыть, что-то придумать. Все это случается.

    И никто не может ничего сделать?

    Это другой вопрос. Для того, чтобы делать необходимо быть. А сначала необходимо понять, что это значит - быть. Это другой образ жизни. Затем человек должен научиться говорить правду. Это также кажется вам странным. Вы не понимаете, как можно учиться говорить правду. Вы думаете, что вполне достаточно решить поступать так. А я скажу вам, что люди сравнительно редко говорят обдуманную ложь. В большинстве случаев они считают, что говорят правду. И тем не менее, они все время лгут - и тогда, когда желают обмануть, и тогда, когда желают сказать правду. Они постоянно лгут и себе, и другим. Поэтому никто никогда не понимает ни себя, ни другого. Говорить правду - самая трудная вещь на свете; и для того, чтобы говорить правду, необходимо долго и много учиться. Одного желания здесь недостаточно. Чтобы говорить правду, нужно знать, что такое правда и что такое ложь - прежде всего, в самом себе. А знать это никто не желает.

    Гурджиев часто возвращался к примеру "тюрьмы" и "побега из тюрьмы". Иногда он начинал с этого разговор, и тогда его излюбленным выражением было следующее: чтобы заключенный имел возможность бежать в любую минуту, он должен прежде всего понять, что он находится в тюрьме. В тюрме своих предрассудков, ложных мнений и страстей. До тех пор, пока он это не уяснит, пока считает себя свободным, у него нет никаких шансов. Никто не в состоянии помочь ему или освободить насильно, против его воли, наперекор желаниям. Если освобождение возможно, оно возможно только как результат огромного труда и усилий, прежде всего, сознательных усилий, направленных к определенной цели.

    Гурджиев никогда не желал облегчать людям знакомство с его идеями. Наоборот, он считал, что только преодолевая затруднения, хотя бы случайные и не связанные с делом, люди смогут оценить эти идеи.

    Люди не ценят того, что им легко достается, - сказал он. Сплавление, внутреннее единство приобретается благодаря "трению", благодаря борьбе между "да" и "нет", происходящей внутри человека. Если человек живет без внутренней борьбы, если с ним все случается без малейшего сопротивления, если он идет туда, куда его ведут влечения, или туда, куда дует ветер, он останется таким, каков есть.

    Припоминаю, что в связи с беседами, проводившимися в группе учеников, меня поразил один факт. Многие люди слышали что-то совершенно иное, чем говорил Гурджиев: а другие обратили внимание лишь на второстепенные и несущественные замечания и запомнили их. От большинства слушателей ускользнули самые фундаментальные принципы того, что говорил Гурджиев. Он сказал мне, что лишь немногие задают вопросы по существу. Один из таких вопросов остался у меня в памяти:

    Каким образом человек способен вызвать внутри себя борьбу между "да" и "нет"? - спросил кто-то.

    Необходима жертва, - ответил Гурджиев. - Если вы ничем не жертвуете, вы ничего не приобретаете. И необходимо пожертвовать чем-то, в данный момент драгоценным, пожертвовать им надолго, пожертвовать многим. Но если же стабилизация достигнута, отречения, лишения и жертвы более не нужны. Тогда человек сам для себя закон.

    Во время одного разговора с Гурджиевым в нашей группе - которая стала уже превращаться в постоянную - я спросил:

    Если древнее знание сохранилось, если вообще существует знание, отличающееся от нашей науки и философии или даже превосходящее ее, почему же тогда оно так тщательно скрыто, почему не сделано общим достоянием? Почему люди, обладающие этим знанием, не желают, чтобы оно перешло в общий поток жизни ради лучшей, более успешной борьбы против обмана, зла и невежества?

    Вероятно, такой вопрос возникает у каждого человека, который впервые знакомится с идеями эзотеризма.

    Никто ничего и не скрывает; тут нет никакой тайны. Но приобретение или передача истинного знания требует огромного труда. Все существующие общеизвестные пути можно разделить на три категории:

    1. Путь факира. 2. Путь монаха. 3. Путь йогина.

    Путь факира - это путь борьбы с физическим телом. Это достигается посредством ужасных страданий, истязаний тела. Весь путь факира состоит из различных невероятно трудных упражнений. Факир или стоит, не двигаясь, в одном и том же положении целыми часами, днями, месяцами; или сидит с вытянутыми руками на голом камне под лучами солнца; или истязает себя огнем и т.п. Человек, в большинстве случаев, становится факиром не потому, что понимает возможности и результаты этого пути; он становится факиром из-за религиозного чувства

    Второй путь - путь монаха. Это путь веры, путь религиозного чувства, религиозной жертвы. "Монахом" в полном смысле этого слова может стать только человек с очень сильными религиозными эмоциями и такими же сильными способностями религиозного воображения. Путь монаха также очень долог и труден. Монах тратит на борьбу с собой годы и десятилетия, подчиняя все эмоции одной, а именно, вере, и таким путем он развивает в себе единство, волю, властвующую над эмоциями.

    Третий путь - это путь йогина, путь знания, путь ума. Путь йогина заключается в том, чтобы работать при помощи знания, развивая ум; но тело его и эмоции остаются неразвитыми; подобно факиру и монаху он не способен воспользоваться результатами своих достижений.

    Но все эти пути - путь факира, путь монаха и путь йогина - имеют одну общую черту. Все они начинают с самой трудной вещи, с полного изменения жизни, с отречения от мирского. Человек должен оставить дом, семью, если она у него есть, отказаться от всех удовольствий, привязанностей и обязанностей жизни - и уйти в пустыню, в монастырь, в школу йоги. С первого дня, с первого шага на своем пути он должен умереть для мира; только таким образом он надеется достичь чего-нибудь на одном из трех путей."

    И это положение было бы действительно безнадежным, если бы не существовал еще четвертый путь.

    Четвертый путь не требует уединения в пустыне, не требует от человека, чтобы тот оставил все, чем жил раньше, отказался от всего. Можно работать на четвертом пути и следовать ему, пребывая в обычных условиях жизни, выполняя прежнюю работу, сохраняя прежние отношения с людьми, ни от чего не отказываясь, никого не покидая. Четвертый путь отличается от других путей и тем, что его главное требование к человеку - это требование понимания. Человек не должен делать ничего такого, чего он не понимает, за исключением какого-нибудь опыта под руководством и по наставлению учителя. Чем яснее понимает человек то, что делает, тем значительнее будут результат его усилий. Это фундаментальный принцип четвертого пути.

    К началу ноября 1915 года у меня уже имелось общее представление о некоторых фундаментальных пунктах системы Гурджиева, касающихся человека.

    Первым пунктом, на котором он делал упор, было отсутствие единства в человеке.

    Величайшая ошибка, - говорил он, - думать, что человек всегда один и тот же. Человек никогда не бывает долго одним и тем же. Он постоянно изменяется; он редко остается неизменным даже в течение получаса. Вы удивитесь, обнаружив, какая толпа других лиц живет в одном человеке. Если вы научитесь наблюдать за ними, вам не нужно будет ходить в кинематограф."

    Человек, каким мы его знаем, "человек-машина", который не в состоянии что-либо "делать", с которым и через которого все "случается", лишен постоянного и единого "я". Его "я" меняется так же быстро, как его мысли, чувства и настроения; и он совершает большую ошибку, считая себя всегда одним и тем же лицом; в действительности, он - всегда другая личность, не та, какой он был мгновение назад. Человек не имеет индивидуальности; у него нет единого большого Я. Человек расщеплен на множество мелких "я".

    И каждое отдельное малое "я" может называть себя именем целого, действовать во имя целого, соглашаться или не соглашаться, давать обещания, принимать решения, с которыми придется иметь дело другому "я" или всему целому. Этим объясняется, почему люди так часто принимают решения и так редко их выполняют. В том-то и трагедия человеческого существования, что каждое малое "я" имеет право подписывать чеки и векселя, а человек, т.е. целое, вынужден их оплачивать. Нередко вся жизнь человека и состоит в том, чтобы оплачивать векселя малых, случайных "я".

    На встрече кто-то спросил:

    Как следует понимать эволюцию?

    Эволюцию человека, - ответил Гурджиев, - можно понимать как развитие в нем тех сил и возможностей, которые никогда не развиваются сами по себе, механически. Только такого рода развитие, такой тип роста указывает на подлинную эволюцию человека. Нет и не может быть никакого иного рода эволюции.

    Почти в каждой из своих лекций Гурджиев возвращался к теме, которую, очевидно, считал чрезвычайно важной, но которую многим из нас было нелегко усвоить.

    Развитие человека идет по двум линиям, - сказал он, - линии знания и линии бытия . При правильной эволюции линии знания и бытия развиваются одновременно, параллельно друг другу, помогая одна другой. Но если линия знания слишком опередит линию бытия или линия бытия опередит линию знания, развитие человека пойдет по неверному пути и рано или поздно остановится. Люди западной культуры высоко ценят уровень знания человека, но не ценят уровень его бытия и не стыдятся низкого уровня собственного бытия. Они даже не понимают, что это значит, не понимают, что уровень знания человека зависит от уровня его бытия.

    Если знание уходит далеко вперед от бытия, оно становится теоретическим, абстрактным и неприменимым к жизни, а фактически – вредным. Причина этого заключается в том, что знание, которое не находится в согласии с бытием (не опирается на опыт своего применения в бытии), не может быть достаточно полным и соответствовать реальным нуждам человека. В границах данного (уже устоявшегося) бытия дальнейшее улучшение качества знания совершенно невозможно, и происходит лишь накопление информации одной и той же природы в пределах уже известного. Изменение же самой природы знания возможно только с изменением природы бытия.

    Взятое само по себе, бытие человека имеет много разных сторон. Самая характерная черта современного человека это отсутствие в нем единства, далее - отсутствие даже следов тех свойств, которые он так любит себе приписывать: "ясного сознания", "свободной воли", "незыблемого Я", "способности к действию". Вы удивитесь, если я скажу, что главной чертой бытия современного человека, объясняющей все его недостатки, является сон. Современный человек живет во сне (погруженный в свой внутренний мир). Если вы подумаете об этом, памятуя, что сон является главной чертой нашего бытия, вам сразу же станет ясно, что, если человек по-настоящему желает знания, он должен прежде всего подумать о том, как пробудиться, как изменить свое бытие.

    Чтобы понять это, чтобы вообще уяснить себе природу знания и бытия, равно как и их взаимоотношения, необходимо понять, как знание и бытие относятся к "пониманию".

    Знание - это одно, понимание - другое. (Так, знание справочника хирурга – это одно, а понимание как следует делать хирургическую операцию – другое). Люди часто смешивают эти понятия и не видят ясно разницу между ними.

    В обыденном мышлении люди не отличают понимание от знания. Они думают, что большее понимание зависит от большего знания. Поэтому они накапливают знание - или то, что называют знанием, - но им не известно, как накопить понимание; и сам этот вопрос их не беспокоит. Но понимание зависит не от накопления знания, а от опыта его применения – опыта бытия.

    Ранее мы говорили о механичности. Человек не может, сказать, что он понимает идею механичности, если он только знает ее умом. Он должен ее почувствовать всем своим телом, всем своим существом - и тогда он поймет... Так же, как в сфере практической деятельности люди очень хорошо сознают разницу между простым знанием и пониманием. Они видят, что просто знать и знать, как сделать что-то, две разные вещи. Знание того, как сделать, не создается одним лишь знанием. Но относительно механичности своей жизни люди не уясняют себе, что такое "понимание".

    Как правило, люди видят, что не понимают какой-то вещи, - и тогда стараются найти название для того, чего "не понимают". И когда они найдут для этого какое-то название, они говорят, что "поняли". Но "найти название" не значит "понять". К несчастью, люди обычно довольствуются словами. Человек, знающий очень много названий, т.е. очень много слов, считается обладающим большим пониманием.

    Одну из причин расхождения между линиями бытия и знания в жизни, недостатка понимания, который частично является причиной, а частично следствием этого расхождения, нужно искать в языке, на котором говорят люди. Язык, как и понимание, опирается на конкретный опыт. Но люди не уясняют себе, до какой степени субъективен их язык, насколько разные вещи выражает каждый из них одними и теми же словами. Они не осознают, что каждый человек говорит на собственном языке и очень плохо понимает язык другого человека или не понимает его совсем. Двое людей с глубокой убежденностью говорят одно и то же, но называют это по-разному и до бесконечности спорят друг с другом, не подозревая, что думают совершенно одинаково. Или наоборот, они говорят одни и те же слова и воображают, что согласны друг с другом, что достигли взаимопонимания, а в действительности они говорят совершенно разные вещи, ни в малейшей степени не понимая друг друга.

    Для точного понимания необходим точный язык. И изучение систем древнего знания начинается с изучения языка, который позволяет точно установить, что именно говорится, с какой точки зрения и в какой связи. Когда человек овладеет этим языком, тогда, используя его, он сможет передать и сообщить массу таких знаний, такой информации, которую на обычном языке передать невозможно, даже если пользоваться разными научными, и философскими терминами.

    Обратимся еще раз к идее человека. В языке, о котором я говорю, вместо слова "человек" употребляются семь слов, а именно: человек номер один, человек номер два, человек номер три, человек номер четыре, человек номер пять, человек номер шесть и человек номер семь. С этими семью понятиями люди, говоря о человеке, уже смогут понимать друг друга.

    Человек номер семь - это такой человек, который достиг полного развития, возможного для человека, который обладает всем, чем может обладать человек, т.е. волей, сознанием. постоянным и неизменным Я, индивидуальностью, а также многими иными свойствами, которые мы в своей слепоте и в своем невежестве приписываем себе. Лишь тогда, когда мы до известной степени понимаем человека номер семь и его свойства, мы можем понять и те постепенные переходы, которыми к нему приближаемся, т.е. понимаем процесс возможного для нас развития.

    Одна из следующих лекций началась с вопроса, заданного Гурджиеву одним из присутствующих: какова цель его учения?

    В настоящее время моя цель не может иметь для вас значения, потому что для вас гораздо важнее определить свою собственную цель. Учение само по себе не может преследовать какую-либо цель. Оно может только показывать людям наилучший путь к достижению тех целей, которые у них есть. Вопрос о цели - очень важный вопрос. Пока человек не определит для себя свою цель, он не может даже и начать что-то "делать". Как же возможно что-нибудь "делать", не имея цели? "Делание" прежде всего предполагает цель.

    Каждый должен иметь собственную цель: одному нужно богатство, другому - здоровье, третий желает Царства Небесного, четвертый хочет стать генералом - и так далее. Вот о целях такого рода я вас и спрашиваю. Если вы скажете мне, какова ваша цель, я смогу сказать вам, идем ли мы по одной и той же дороге.

    Итак, самое правильное из выраженных здесь желаний - это желание быть господином самого себя, потому что без этого все остальное невозможно. По сравнению с этим желанием все другие представляют собой детские мечты, фантазии, которыми человек не мог бы воспользоваться, даже если бы их исполнение и было ему даровано.

    Свобода, освобождение - вот что должно быть целью человека. Стать свободным, избавиться от рабства - вот к чему должен стремиться человек, если он хотя бы отчасти осознает свое положение. Для него более ничего не существует; и пока он остается рабом как во внутренней, так и во внешней жизни, все остальное невозможно. Но он не в состоянии избавиться от рабства во внешней жизни, пока остается рабом во внутренней. Поэтому для того, чтобы сделаться свободным, человек должен завоевать внутреннюю свободу.

    Первая причина внутреннего рабства человека - это его невежество, - прежде всего, незнание самого себя. Без знания себя, без понимания работы и функций своей машины человек не в состоянии управлять собой, не в состоянии быть свободным; а без этого он навсегда останется рабом и игрушкой действующих на него сил.

    Вот почему во всех древних учениях первым требованием в начале пути к освобождению было правило: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ!

    Следующая лекция началась прямо со слов: ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ!

    Эти слова, - сказал Гурджиев, - обыкновенно приписываемые Сократу, на деле лежат в основе многих систем и школ, гораздо более древних, чем школа сократиков.

    Принцип "Познай самого себя!" заключает в себе очень богатое содержание. Он требует, во-первых, чтобы человек, желающий познать себя, понимал, что это значит, с чем это связано, что из этого с необходимостью вытекает.

    Знание себя - великая, но в то же время очень неясная и далекая цель. В своем нынешнем состоянии человек далек от самопознания. Поэтому, строго говоря, нельзя даже и определить его цель как самопознание. Важнейшей его целью должно стать изучение себя, а более близкой и простой - начало самоизучения и правильного самопознания.

    Изучение себя - это работа, это путь, который ведет к самопознанию.

    Но для того, чтобы изучать себя, человеку нужно сперва узнать, как это делать, с чего начинать, какие методы применять. Человек должен выучиться принципам самоизучения, ознакомиться с его методами.

    Главный из этих методов - самонаблюдение. Без правильно применяемого самонаблюдения человек не поймет связь и соотношение между разнообразными функциями своей машины, никогда не поймет, как и почему в каждом отдельном случае с ним все "случается".

    Есть два метода самонаблюдения: анализ или попытка анализа, т.е. попытка найти ответы на вопросы, отчего происходит то или иное явление, почему существует такая зависимость; второй метод - это регистрация, просто "запись" в уме того, что наблюдается в данный момент.

    Самонаблюдение, особенно вначале, никоим образом не должно становиться анализом или попыткой анализа. Анализ станет возможным лишь гораздо позднее, когда человек узнает все функции своей машины и все управляющие ею законы.

    Наблюдение следует вести как бы впервые: весь прошлый опыт, все результаты предыдущего самонаблюдения необходимо отложить в сторону. Возможно, в них содержится много ценного материала; но весь этот материал основан на неверных; наблюдениях, неверном разделении наблюдавшихся функций. Поэтому пользоваться им нельзя, во всяком случае, в начале работы по самоизучению. Все, что там есть ценного, в должное время будет взято и использовано. Но начинать необходимо с начала. Человек должен начать наблюдение себя, как если бы он совсем не знал и никогда не наблюдал себя. (P.S. По этому поводу в моем дневнике есть две фразы: "Начни как в первый раз" и "Не оглядывайся в прошлое – останешься в нем").

    Когда он начинает наблюдать себя, он должен постираться сразу же определить, к какой группе явлений, к какому центру принадлежат наблюдаемые им в данный момент явления. Некоторым людям трудно понять разницу между мыслью и чувством; другим нелегко уяснить различие между мыслью и двигательным импульсом.

    Следующим объектом самонаблюдения должны стать привычки вообще. Наблюдение и изучение привычек особенно трудно, ибо для того, чтобы увидеть их и "записать", человеку нужно отойти от них, освободиться хотя бы на мгновение. Пока человеком управляет какая-то конкретная привычка, он ее не замечает; но при первых же попытках бороться с ней, какими бы слабыми они ни были, он обнаружит ее присутствие. Поэтому, чтобы наблюдать и изучать привычки, надо стараться их преодолеть. Это открывает практический метод самонаблюдения. Такая борьба показывает человеку то, что есть; без нее он не увидит, из чего он состоит. Борьба с мелкими привычками очень трудна и утомительна, но без нее самонаблюдение невозможно.

    В сфере эмоций очень полезно попытаться бороться с привычкой давать немедленное выражение своим неприятным чувствам. Многим людям очень трудно удержаться от выражения своих чувств, вызванных, например, плохой погодой. Еще труднее им не выражать неприятные эмоции, когда они обнаруживают, что кто-то или что-то нарушает то положение вещей, которое они считают порядком или справедливостью.

    Помимо того, что борьба с выражением неприятных эмоций- очень хороший метод самонаблюдения, она имеет и другое значение: это одно из немногих направлений, в котором человек может изменить себя, не создавая других нежелательных привычек. Поэтому самонаблюдение и самоизучение с первых же шагов должны сопровождаться борьбой с выражением неприятных эмоций.

    Если человек выполняет все эти правила при самонаблюдении, он отметит очень важные аспекты своего бытия, целую их серию. Прежде всего он с безошибочной ясностью установит тот факт, что его действия, мысли, чувства и слова суть результаты внешних влияний, и ничто из них не приходит от него самого. Он поймет и увидят, что фактически является автоматом, действующим под влиянием внешних стимулов. Он ощутит свою полную механичность, почувствует, что все "случается", что он не может ничего "делать". Он - машина, управляемая случайными внешними толчками. Каждый толчок вызывает на поверхность одно из его "я". Новый толчок - и это "я" исчезает, а его место занимает другое "я". Еще одно небольшое изменение в окружающей среде - и появляется новое "я". Человек начинает понимать, что у него нет никакой власти над собой, что он не знает, что может сказать или сделать в следующий момент; он начинает понимать, что не может отвечать за себя даже в течение кратчайшего промежутка времени. Он поймет, что если он остается одним и тем же и не совершает ничего неожиданного, то это происходит потому, что нет никаких непредвиденных внешних изменений. Он поймет, что все его действия полностью управляются внешними условиями, убедится, что в нем нет ничего постоянного, откуда могло бы идти управление, - ни одной постоянной функции, ни одного устойчивого состояния."

    В психологических теориях Гурджиева было несколько пунктов, пробудивших во мне особый интерес. Первый пункт это возможность изменить себя, т, е. тот факт, что, приступая к правильному самонаблюдению, человек немедленно начинает изменяться и что никогда не окажется, что внутри него все в порядке.

    Второй пункт - требование "не выражать отрицательных эмоций". Я сразу же почувствовал, что здесь скрывается нечто значительное. И дальнейшее течение событий показало, что я был прав, так как изучение эмоций и работа над ними легли в основу последующего развития всей системы. Но это произошло гораздо позже.

    Однажды в разговоре с Гурджиевым я спросил о сознании и высказал по этому поводу существующие взгляды и свои мысли.

    Все это чепуха, - заявил Гурджиев, - обычная научная софистика. Пора вам от нее избавиться. Ваша главная ошибка состоит в том, что вы думаете, будто уже обладаете сознанием , что оно обычно или постоянно присутствует, или постоянно отсутствует. На самом деле сознание - это такое качество, которое постоянно меняется. И существуют разные степени и уровни сознания. Как сознание, так и его разные уровни необходимо понять в самом себе посредством ощущения, так сказать, почувствовав его вкус. Никакие определения в этом случае не помогут; да они и невозможны, пока вы не поймете, что именно вам нужно определить. Наука и философия тоже не в состоянии определить сознание, потому что они хотят определить его там, где его не существует. Необходимо различать сознание от возможности сознания. У нас есть только возможность сознания и редкие его вспышки. Поэтому мы не можем определить, что такое сознание."

    Я не могу утверждать, что все сказанное о сознании сразу же стало для меня ясным. Но одна из последующих бесед объяснила мне принципы, на которых основывались доводы Гурджиева.

    Никто из вас не заметил самой важной вещи, на которую я обратил ваше внимание, - сказал он. - Иначе говоря, никто из вас не заметил, что вы не помните себя (эти слова он особо подчеркнул). Вы не чувствуете себя, вы не осознаете себя. В вас "что-то наблюдает" - совершенно так же, как "что-то говорит", "думает", "смеется". Вы не чувствуете: "Я наблюдаю", "Я замечаю", "Я вижу". У вас по-прежнему что-то "заметно", "видно"... Чтобы по-настоящему наблюдать себя, человек в первую очередь должен помнить себя (эти слова он опять подчеркнул). Старайтесь вспомнить себя, когда вы наблюдаете за собой, и позднее расскажите мне о результатах. Только те результаты будут иметь какую-то ценность, которые сопровождаются вспоминанием себя. Иначе вы сами не существуете в своих наблюдениях. А чего стоят в таком случае все ваши наблюдения?



      Успенский Петр .

      В поисках чудесного. Четвертый путь Георгия Гурджиева

      © ООО «Издательство АСТ», 2017

      Предисловие

      Наступил век, сломавший привычный мир.

      Век больших машин, паровозов, пароходов, автомобилей и аэропланов… цивилизация сделала огромный скачок, и люди оказались в окружении машин и механизмов.

      Откуда взялся этот загадочный человек, этот Георгий Гурджиев, имя которого произносили шёпотом, учениками или слушателями которого были практически ВСЕ известные фигуры того времени, включая Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, Сергея Есенина, Маяковского, Блока и многих других?

      В чем тайна этого человека, который называл себя «просто учителем танцев»? Обладал ли он, на самом деле, каким-то тайным знанием или он был просто харизматичным шарлатаном?

      Дал ли какое-то тайное знание этим людям?

      Может, он правильно рассчитал, что именно сейчас всего люди хотят новых знаний о своей природе, ведь именно в то время тысячи открытий, изобретений, новых теорий стремительно меняли жизнь. Захватывало дух от гордости за человечество, от грандиозности возможностей. И от страха за будущее.

      Новые возможности дают преимущество тому, кто применит их первым. И это соревнование не может закончиться мирно.

      Удобство и комфорт имели свою цену: машины не только сделали жизнь легче, но и убивали эффективнее.

      Уже грохотала смертоносная машина Первой мировой войны, но в России никто не мог представить, что совсем скоро все перемешается там, где, казалось, все было комфортно, привычно и спокойно. Хотя спокойно – вряд ли. Было тревожно и суетно.

      Однако мысль о том, что все рухнет, казалась настолько фантастичной, что самые мрачные скептики не слышали голоса ревущей катастрофы. Именно в это время кто-то активно действовал, какие-то силы производили свою работу, какие-то люди жертвовали собой во имя того, чтобы другие деятельные люди подготовили себе место в этом новом мире.

      Ситуация казалась нереальной, временной, и эта иллюзия погубила многих.

      Именно в это время среди людей возникает мучительный, страстный интерес к возможностям самого человека как к резервным, как к факторам выживания в этом мире. Теософские и эзотерические общества, попытки расширить область знаний о человеческой природе и природе мира, ибо это кажется существенным фактором выживания, – все это приобрело грандиозные размеры.

      Чем же отличался от других гуру этот странный Гурджиев?

      Он был другим. Он сравнил человека с машиной, которой нужно научиться управлять. Он говорил: человек – это машина, он живет во сне: посмотрите, это на самом деле так. Только разобравшись в свойствах этой машины, можно получить огромные преимущества, и стать больше, чем машиной.

      Законы мироздания сходны с законами гармонии музыки. Можно заставит машину работать правильно – в резонансе с этой гармонией. И тогда можно научиться управлять не только своей жизнью…

      Он основал не одну школу или группу учеников, в которых различными способами пытался, какой говорил, пробудить человека.

      Он делал это не только читая лекции или давая уроки динамической медитации. Гурджиев обладал, несомненно, способностями, которые однозначно можно назвать сверхнормальными.

      Его объяснения устройства мира могут показаться странными, но удивительно созвучны самым современным теориям в физике и астрономии.

      Он изучал своих учеников и оттачивал на них свой метод преподавания.

      Многие даже не верят, что он погиб, по официальной версии, в автокатастрофе. Некоторые предполагают, что он и сейчас преподает. Что и кому?

      Он был всегда на виду и всегда один. О нем, в сущности, никто ничего не знал.

      Глава 1

      Возвращение из Индии. – Война и «поиски чудесного». – Старые мысли. – Вопрос о школах. – Планы дальнейших путешествий. – Восток и Европа. – Заметка в московской газете. – Лекции об Индии. – Встреча с Гурджиевым. – «Переодетый». – Первая беседа. – Мнение Гурджиева о школах. – Группа Гурджиева. – «Проблески истины». – Дальнейшие встречи и беседы. – Организация московской группы Гурджиева. – Вопрос о плате и средствах для работы. – Вопрос о тайне; обязательства, принимаемые учениками. – Беседа о Востоке. – «Философия», «теория» и «практика». – Как была найдена эта система? – Идеи Гурджиева. – «Человек – это машина», управляемая внешними влияниями. – «Всё случается». – Никто ничего не «делает». – Чтобы «делать», необходимо «быть». – Человек отвечает за свои поступки, а машина – нет. – Нужна ли психология для изучения машины? – Обещание «фактов». – Можно ли прекратить войны? – Беседа: планеты и Луна как живые существа. – «Разум» Солнца и Земли. – «Субъективное» и «объективное» искусство.

      Я возвратился в Россию после довольно длительного путешествия по Египту, Цейлону и Индии. Это произошло в ноябре 1914 года, т. е. в начале Первой мировой войны, которая застала меня в Коломбо. Я вернулся оттуда через Англию.

      Покидая Петербург в начале путешествия, я сказал, что отправляюсь «искать чудесное». Очень трудно установить, что такое «чудесное», но для меня это слово имело вполне определённый смысл. Уже давно я пришёл к заключению, что из того лабиринта противоречий, в котором мы живем, нет иного выхода, кроме совершенно нового пути, не похожего ни на один из тех, которые были нам известны и которыми мы пользовались.

      Но где начинался этот новый или забытый путь – этого я не мог сказать. Тогда мне уже был известен тот несомненный факт, что за тонкой оболочкой ложной реальности существует иная реальность, от которой в силу каких-то причин нас нечто отделяет. «Чудесное» и есть проникновение в эту неведомую реальность. Мне казалось, что путь к неизведанному можно найти на Востоке. Почему именно на Востоке? На это трудно ответить. Пожалуй, в этой идее было что-то от романтики; а возможно, тут имело место убеждение, что в Европе, во всяком случае, найти что-либо невозможно.

      На обратном пути, в течение тех нескольких недель, что я провёл в Лондоне, все мои мысли о результатах исканий пришли в полный беспорядок под воздействием безумной нелепости войны и связанных с нею эмоций, которые наполняли атмосферу, разговоры и газеты и против моей воли часто захватывали и меня.

      Но когда я вернулся в Россию и вновь пережил те мысли, с которыми её покидал, я почувствовал, что мои искания и всё, что с ними связано, более важны, чем любые вещи, которые происходят и могут произойти в мире «очевидных нелепостей». Я сказал себе, что на войну следует смотреть как на одно из тех катастрофических условий жизни, среди которых приходится жить, трудиться и искать ответа на свои вопросы и сомнения. Эта война, великая европейская война, в возможность которой я не хотел верить и реальности которой долго не желал допускать, стала фактом. Мы оказались погруженными в войну, и я видел, что её необходимо считать великим memento mori, показывающим, что надо торопиться, что нельзя верить в «жизнь», ведущую в ничто.

      Кстати, о выражении «очевидные нелепости». Оно относится к книжке, которая была у меня в детстве. Книжка так и называлась – «Очевидные нелепости», принадлежала к ступинской «библиотечке» и состояла из таких, например, картинок, как изображения человека с домом на спине, кареты с квадратными колёсами и тому подобное. В то время книжка произвела на меня очень сильное впечатление – в ней оказалось много картинок, о которых я так и не мог понять, что в них нелепого.

      Они выглядели в точности так, как и обычные вещи. И позднее я стал думать, что книга на самом деле давала картинки из подлинной жизни, потому что по мере взросления я всё больше убеждался, что вся жизнь состоит из «очевидных нелепостей», а последующие мои переживания только укрепили это убеждение.

      Война не могла затронуть меня лично, по крайней мере, до окончательной катастрофы, которая, как мне казалось, неизбежно разразится в России, а может быть, и во всей Европе; но ближайшее будущее её пока не сулило. Хотя, разумеется, в то время эта приближающаяся катастрофа выглядела лишь временной, и никто не мог представить всего того внутреннего и внешнего разложения и разрушения, которое нам придётся пережить.

      Подводя итоги всем своим впечатлениям о Востоке и в особенности об Индии, мне пришлось признать, что по возвращении моя проблема оказалась ещё более трудной и сложной, чем к моменту отъезда. Индия и Восток не только не потеряли для меня своего очарования как страны «чудесного», но, наоборот, это очарование приобрело новые оттенки, которые раньше не были заметны.

      Я ясно видел, что там можно обрести нечто, давно исчезнувшее в Европе, и считал, что принятое мною направление было правильным. Но в то же время я убедился, что тайна сокрыта лучшей глубже, нежели я мог до тех пор предположить.

      Отправляясь в путь, я знал, что еду искать школу или школы. Уже давно пришёл я к убеждению о необходимости школы. Я понял, что личные, индивидуальные усилия недостаточны, что необходимо войти в соприкосновение с реальной и живой мыслью, которая должна где-то существовать, но с которой мы утратили связь.

      Это я понимал; но сама идея школ за время моих путешествий сильно изменилась и в одном отношении стала проще и конкретнее, а в другом – холоднее и отдалённее. Я хочу сказать, что для меня школы во многом утратили свой чудесный характер.

      К моменту отъезда я всё ещё допускал по отношению к школам многие фантастические возможности. «Допускал» – сказано, пожалуй, слишком сильно. Лучше сказать, что я мечтал и возможности сверхфизической связи со школами, так сказать, на «другом плане». Я не мог выразить этого ясно, но мне казалось, что даже первое соприкосновение со школой могло бы иметь чудесную природу. Например, я воображал, что можно установить контакт со школами далёкого прошлого, со школами Пифагора. Египта, строителей Нотр-Дама и так далее. Мне казалось, что при таком соприкосновении преграды времени и пространства должны исчезнуть. Сама по себе идея школ была фантастической, и ничто, относящееся к ней, не представлялось мне чересчур фантастичным. Я не видел противоречия между этими идеями и моими попытками найти школы в Индии. Мне казалось, что как раз в Индии можно установить некий контакт, который впоследствии сделается постоянным и независимым от внешних препятствий.

      Во время обратного путешествия, после целой серии встреч и впечатлений, идея школы стала для меня более ощутимой и реальной, утратив свой фантастический характер. Вероятно, это произошло потому, что, как я понял, «школа» требует не только поиска, но и «отбора» или выбора – я имею в виду выбор с нашей стороны.

      Я не сомневался в том, что школы существуют, но в то же время пришёл к убеждению, что школы, о которых я слышал и с которыми сумел войти в соприкосновение, были не для меня. Эти школы откровенно религиозного или полурелигиозного характера являлись определённо конфессиональными по своему тону. Меня эти школы не привлекали главным образом из-за того, что если бы я искал религиозный путь, я мог бы найти его в России. Другие школы были слегка сентиментального морально-религиозного типа с налётом аскетизма, как, например, школы учеников или последователей Рамакришны. С этими школами были, связаны прекрасные люди: но я чувствовал, что они не обладают истинным знанием. Так называемые «школы йоги» основывались на обретении состояния транса; на мой взгляд, они приближались по своей природе к «спиритизму», и я не мог им доверять: все их достижения были или самообманом, или тем, что «православные мистики (я имею в виду русскую монашескую литературу) называют «прелестью» или «искушением».

      Существовал ещё один тип школ, с которыми я не смог установить контакт, но о которых слышал. Эти школы обещали очень многое, однако и очень многого требовали. Они требовали всего сразу. Мне пришлось бы остаться в Индии и отбросить мысли о возвращении в Европу, отказаться от собственных идей и планов, идти по дороге, о которой я не мог ничего узнать заранее. Эти школы меня весьма интересовали, а люди, которые соприкасались с ними и рассказывали мне о них, явно отличались от людей обычного типа. Но всё-таки мне казалось, что должны существовать школы более рационального вида, что человек имеет право – хотя бы до определённого пункта – знать, куда он идёт.

      Одновременно с этим я пришёл к заключению, что какое бы название ни носила школа – оккультная, эзотерическая или школа йоги, – она должна находиться на обычном физическом плане, как и всякая иная школа, будь то школа живописи, танцев или медицины. Я понял, что мысль о школах на «ином плане» есть просто признак слабости, свидетельство того, что место подлинных исканий заняли мечты. И я понял тогда, что такие мечты – одно из главных препятствий на нашем пути к чудесному.

      По дороге в Индию я строил планы дальнейших путешествий. На сей раз я хотел начать с мусульманского Востока, главным образом с русской Средней Азии и Персии. Но ничему этому не суждено было совершиться.

      Из Лондона через Норвегию, Швецию и Финляндию я прибыл в Петербург, уже переименованный в Петроград и полный спекуляции и патриотизма. Вскоре я уехал в Москву и качал редакторскую работу в газете, для которой писал статьи из Индии. Я пробыл там около полутора месяцев, и к этому времени относится небольшой эпизод, связанный со многим, что произошло впоследствии.

      Однажды, подготавливая в редакции очередной номер, я обнаружил заметку (кажется, в «Голосе Москвы»), где упоминалось о сценарии балета «Борьба магов», который, как утверждала газета, принадлежал некоему «индийцу». Действие балета должно происходить в Индии и дать полную картину восточной магии, включая чудеса факиров, священные пляски и тому подобное. Мне не понравился излишне самоуверенный тон заметки, но, поскольку индийские авторы балетных сценариев были для Москвы редкостью, я вырезал её и поместил в своей газете, дополнив словами, что в балете будет всё, чего нельзя найти в настоящей Индии, но что путешественники жаждут там увидеть.

      Вскоре после этого, в силу различных обстоятельств, я оставил работу в газете и уехал в Петербург.

      Там, в феврале и марте 1915 года, я прочел публичные лекции о своих путешествиях по Индии под названием «В поисках чудесного» и «Проблема смерти». Лекции должны были послужить введением в книгу, которую я собирался написать о своих путешествиях, я говорил в них, что в Индии «чудесное» ищут не там, где нужно, чти все обычные пути здесь бесполезны, что Индия охраняет свои сокровища гораздо лучше, чем мы это предполагаем. Однако «чудесное» там действительно существует, на что указывают многие вещи, мимо которых люди проходят, не понимая их скрытого смысла, не зная, как к ним подойти. Здесь я опять-таки имел в виду «школы».

      Несмотря на войну, мои лекции вызвали значительный интерес. На каждой из них в Александровском зале Петербургской городской думы собиралось более тысячи человек. Я получил много писем, со мной приходили повидаться люди, и я почувствовал, что на основе «поисков чудесного» можно объединить немало людей, не способных более разделять общепринятые формы лжи и жить во лжи.

      После Пасхи я отправился в Москву, чтобы и там прочесть свои лекции. Среди людей, которых я встретил на чтениях, оказалось двое, музыкант и скульптор, которые вскоре сообщили мне, что в Москве есть группа, где занимаются различными «оккультными» исследованиями и экспериментами под руководством некоего Гурджиева, кавказского грека; как я понял, это был тот самый «индиец», что написал сценарий балета, упоминавшийся в газете, которая попала мне в руки три-четыре месяца назад. Должен признаться, что все рассказы этих двух людей о группе и о том, что там происходит, – все виды самовнушенных чудес, – меня почти не заинтересовали. Такие рассказы я уже слышал много раз, так что по отношению к ним у меня сформировалось вполне определённое мнение.

      Так, какие-то женщины видят вдруг в комнате чьи-то «глаза», которые парят в воздухе и очаровывают их, женщины следуют за ними с улицы на улицу, пока наконец не приходят к дому «восточного человека», которому и принадлежат глаза. Или другие люди в присутствии этого же «восточного человека» внезапно ощущают, что он смотрит сквозь них, видит все их чувства, мысли и желания; они испытывают необычное ощущение в ногах и не способны двинуться, а затем подпадают под его влияние до такой степени, что он может заставить их делать всё, что захочет, даже на расстоянии. Эти и многие другие подобные истории всегда казались мне просто скверными выдумками. Люди сочиняют себе на потребу чудеса – ив точности такие же, каких ожидают сами. Это какая-то смесь суеверий, самовнушения и недоразвитого мышления; согласно моим наблюдениям, такие истории никогда не возникают без определённого содействия со стороны лиц, к которым они относятся.

      Так что, имея в виду свой прошлый опыт, я согласился встретиться и поговорить с Гурджиевым лишь после настойчивых усилий некоего М., одного из моих новых знакомых.

      Первая встреча с Гурджиевым совершенно перевернула моё мнение о нём и о том, чего я мог бы от него ожидать.

      Прекрасно помню эту встречу. Мы вошли в небольшое кафе на шумной, хотя и не центральной улице. Я увидел человека восточного типа, уже немолодого, с чёрными усами и пронзительными глазами: более всего он удивил меня тем, что производил впечатление переодетого человека, совершенно не соответствующего этому месту и его атмосфере. Я всё ещё был полон впечатлений Востока; и этот человек с лицом индийского раджи или арабского шейха, которого я сразу же представил себе в белом бурнусе или в тюрбане с золотым шитьём, сидел здесь, в этом крохотном кафе, где встречались мелкие дельцы и агенты-комиссионеры. В своём чёрном пальто с бархатным воротником и чёрном котелке, он производил странное, неожиданное и почти пугающее впечатление плохо переодетого человека, вид которого смущает вас, потому что вы понимаете, что он – не тот, за кого себя выдаёт, а между тем вам приходится общаться с ним и вести себя так, как если бы вы этого не замечали. По-русски он говорил неправильно, с сильным кавказским акцентом; и самый этот акцент, с которым мы привыкли связывать всё, что угодно, кроме философских идей, ещё более усиливал необычность и неожиданность впечатления.

      Не помню, как началась наша беседа; вероятно, мы заговорили об Индии, эзотеризме и школах йоги. Я понял, что Гурджиев много путешествовал и побывал в таких местах, о которых я только слышал и которые очень хотел бы посмотреть. Мои вопросы ничуть не смутили его, и мне даже показалось, что он вкладывает в свои ответы гораздо больше, чем я готов был услышать. Мне понравилась его манера выражения, тщательная и точная. Скоро М. покинул нас. Гурджиев рассказал мне о своей работе в Москве, но я не вполне его понял. Из того, что он рассказал, явствовало, что в этой работе – в основном психологического характера – большую роль играла химия. Слушая его впервые, я, разумеется, понял его слова буквально.

      – То, что вы говорите, – сказал я, – напоминает мне об одной школе в южной Индии. Некий брахман, человек во многих отношениях исключительный, как-то сообщил в Траванкоре молодому англичанину о школе, которая изучает химию человеческого тела; вводя в организм или удаляя из него различные вещества, можно изменить моральную и психологическую природу человека. Это очень похоже на то, что вы говорите.

      – Возможно, и так, а возможно, и что-то совершенно иное, – ответил Гурджиев. – Существуют школы, которые используют одни и те же методы, но понимают их совершенно по-разному. Сходство методов или идей ещё ничего не доказывает.

      – Меня очень интересует и другой вопрос, – продолжал я. – Есть вещества, которые йогины применяют для того, чтобы вызвать особые состояния сознания. Не могут ли в некоторых случаях это быть наркотики? Я сам провёл много опытов в этом направлении, и всё, что я прочел о магии, убедительно мне доказывает, что школы всех времён и народов широко применяли наркотики, создавая такие состояния сознания, которые делают «магию» возможной.

      – Да, – сказал Гурджиев, – во многих случаях эти вещества – то, что вы называете «наркотиками». Но применять их можно совершенно по-разному. Имеются школы, которые правильно употребляют наркотики. В этих школах люди используют их для самоизучения, для того, чтобы заглянуть вперёд, чтобы лучше узнать свои возможности, узнать предварительно, «заранее», чего им удастся достичь в будущем, после продолжительной работы. Когда человек видит и убеждается в том, что усвоенное им теоретически существует и в действительности, тогда он работает сознательно; он знает, куда идёт. Иногда это самый легкий способ убедиться в реальном существовании тех возможностей, которые человек лишь подозревает в себе. Этим занимается специальная химия: для каждой функции есть особые вещества, и её можно усилить или ослабить, пробудить или усыпить. Но здесь необходимо большое знание человеческой машины и этой специальной химии. Во всех школах, которые применяют подобный метод, эксперименты производятся только тогда, когда они действительно необходимы, и только под руководством опытных и знающих людей, способных предвидеть все результаты и принять меры против нежелательных последствий. Употребляемые в указанных школах вещества – это вовсе не «наркотики», как вы их называете, хотя многие из них приготовляются из опия, гашиша и т. п. Кроме школ, где проводятся такие опыты, есть и другие, пользующиеся этими и им подобными веществами не для экспериментов, не для изучения, а для достижения определённых результатов хотя бы на короткое время. Благодаря умелому применению таких веществ, человека можно на некоторое время сделать очень умным или невероятно сильным. Впрочем, потом он умирает или теряет рассудок; но это во внимание не принимают. Существуют и такие школы.

    Читать еще: